Остановив руки, Джесси закрыла глаза. Она чувствовала на своем лице чей-то упорный, близкий взгляд.

Ну хватит, подумала она, я еще могу позволить себе существовать с голосами Руфи и Женушки в своей башке, если по другому нельзя… я могу даже допустить присутствие этих разношерстных инопланетных голосов НЛО, время от времени подбрасывающих разные идейки, которые и гроша ломанного не стоят… но давать интервью Брайаны Гамбэлу в полуголом виде, в одной только паре проссанных трусиков. Пусть это просто мое воображение, но даже тут всему должны быть свои пределы.

Скажи-ка мне вот что, Джесси, заговорил новый голос. Не НЛО; то был голос Норы Каллиган. Скажи мне одну вещь и на этом мы будем считать вопрос для обсуждения закрытым, на сейчас уже точно, а может и навсегда. Как тебе такой вариант?

Джесси лежала молча — она настороженно ждала.

Когда вчера днем ты вдруг вышла из себя — когда ты решила врезать как следует Джеральду — кого ты ударила тогда? Ты ударила Джеральда?

— Конечно, я ударила Джераль… — начала свой ответ она, но rsr же внезапный единый образ, совершенно четкий и ясный, заполнил ее голову. Длинные капли белой слюны, свесившиеся из уголка рта и с подбородка Джеральда. Она увидела, как растянувшись, капля срывается и падает на ее живот, прямо над резинкой трусиков. Всего только капелька слюны, только и всего, ничего особенного, после долгих годов страстных поцелуев, когда их рты проникали один в другой, а языки занимались шпажной дуэлью друг с другом; и она и Джеральд разделили между собой огромное количество различного рода телесных выделений и единственной ценой, которую им пришлось за это заплатить, было несколько подцепленных друг от друга простуд.

Такая-то ерунда, Боже мой, когда он вдруг отказался освободить ее, потребовавшую этого от него, когда ей нужно, необходимо было освободиться. Ничего особенного, но только до той поры, пока она не услышала этот подложечный тупой запах минеральных солей, который у нее ассоциировался с запахом колодезной воды на Темном Пятне, с самой озерной водой, теплой в жаркие летние дни… в такие дни, как 20-е июля 1963-го года, например.

Увидев слюну, она подумала о спуске.

Нет, это неправда, сказала себе она, но на этот раз ей даже не пришлось призывать на помощь дьявола вечной спорщицы Руфи; она знала и сама — это правда. Это был чертов проклятый спуск — вот в точности то, что она подумала, после чего вообще перестала на некоторое время о чем-либо думать. Вместо того она доставила себе облегчение, влепив Джеральду разом обеими ногами — одной ногой в пах, другой в живот. Никакая не слюна, а спуск; никакое не отвращение к джеральдовым игрищам, а старый привычный ужас, неожиданно всплывший из темных глубин подобно морскому чудищу.

Джесси взглянула на жалкое, униженное тело собственного супруга. На ее глаза ненадолго навернулись слезы, но потом слезливость прошла. Потому что, и она знала это точно, в ее положении Департамент Выживания мог посчитать слезы излишней непозволительной роскошью, по крайней мере на ближайшее время. И тем не менее ей было жаль Джеральда — жаль его, так внезапно распрощавшегося с жизнью, но гораздо более жаль ей было себя, оказавшуюся в такой дурацкой ситуации.

Подняв немного взгляд и глядя в точку пространства немного выше тела Джеральда, Джесси выдавила из себя жалкую, полную боли улыбку.

— Это все, что я сейчас могу сказать тебе, Брайан. Передай мои наилучшие Вилларду и Кэтти, и кстати — не будешь ли ты так добр и не отомкнешь эти наручники на моих руках? Была бы тебе очень благодарна за это.

Брайнан ничего ей не ответил. И Джесси ничуть не удивилась этому.

Глава двадцать третья

Ежели, паче чаяния, Джесс, тебе удастся пережить это испытание, то я уверена, что ты бросишь вспоминать прошлое и наконец займешься устройством своего будущего… начиная с ближайших десяти минут или около того. Не думаю, что смерть от жажды в этой кровати окажется таким уж приятным времяпрепровождением, как ты считаешь?

Да, действительно, вряд ли такую смерть назовешь приятной… и жажда, заключила она, возможно окажется не самой худшей частью этого ухода. Почти с самого момента пробуждения, она то и дело возвращалась в мыслях к распятию на кресте, образ чего то bqok{b`k, то снова погружался в более глубинные слои ее сознания, словно некий предмет чересчур напитанный водой для того, чтобы полностью всплыть на поверхность. Вычитав подробности это старинного полного очарования способа пыток и казни, она с удивлением обнаружила, что все эти штучки-дрючки с пробиванием гвоздями рук и ног были, так сказать, только изначальной разминкой. Подобно подписке на газету и карманному калькулятору, распятие было даром, продолжающим еще долго раскрывать свои секреты.

Настоящие муки приходили после того, как вас начинали одолевать мышечные спазмы и судороги. Уже сейчас Джесси инстинктивно поняла, что те парализующие конские укусы, испытанные ею после довольно непродолжительного сна, и вызвавшие приступы такой бурной паники, были менее чем ничто сравнительно с тем, что ей еще предстояло испытать дальше. Судороги скрутят ей руки и ноги, вырвут диафрагму и внутренности, становясь все более и более продолжительными, регулярными и захватывая все новые области по мере прохождения часов и дней. Онемение будет продолжать распространяться по ее членам вместе с затихающим током крови, независимо от того, как сильно она будет стараться двигать руками и ногами; при том, что онемение не принесет с собой облегчения; к тому времени она будет загибаться от обширных судорог в области живота и груди. В ее руках и ногах не было гвоздей, и она лежала, а не висела на кресте у обочины дороги подобно спартаковским гладиаторам, но все это не сулило ей избавления, а только обещало продлить агонию.

И что же ты собираешься делать сейчас, когда до настоящей боли еще далеко и ты пока способна думать?

— То, что смогу, — прохрипела она, — а тебя попрошу на минутку заткнуться и не мешать мне думать.

Да, ради Бога — полный вперед.

Она начнет с наиболее очевидных, лежащих на поверхности решений и станет продвигаться по пути усложнения… если сможет. Если этот путь вообще существует. А какое решение в данной ситуации представляется наиболее очевидным? Достать ключи, само собой. Ключи по-прежнему лежат на крышке бюро, там, где их оставил Джеральд. Два ключа, совершенно одинаковых. Джеральд, во всем прагматичный педант, именовал их Основной и Запасной (Джесси каждый раз слышала заглавные буквы, голосом выделяемые мужем в каждом названии).

Предположим, только для того чтобы развить тему, что она сумеет каким-то невероятным образом передвинуть кровать через всю комнату к бюро. Сумеет ли она после этого завладеть одним из этих ключей и применить его в дело? Джесси неохотно призналась себе, что данный вопрос автоматически разбивается на два подвопроса. Предположим, что она сумеет взять один из ключей зубами, и что потом? После этого будет необходимо вставить этот ключ в замочную скважину, что конечно же будет невозможно; ее недавние опыты со стаканом с водой доказали, что в любом случае между ее рукой и головой, как бы усиленно она не тянулась, остается пустое пространство.

Хорошо; она достанет ключи. Сделаем шаг вниз по лестницы ее возможностей. Что она сделает дальше?

Двигая руками и ногами взад-вперед, она муссировала этот вопрос в голове с той и другой стороны, поворачивая его под разными углами наподобие кубика Рубика. В какой-то из моментов ее напряженной мыслительной деятельности ее блуждающий взгляд нашел телефон, стоящий на низком столике у восточного окошка. Ранее она просто исключала телефон из круга своего внимания, как нечто m`undyeeq в другой вселенной, но возможно что с этим она поторопилась. В конце концов до столика было ближе, чем до бюро, и телефон был гораздо больше, чем миниатюрные ключики к браслетам ее наручников.

Если она сумеет передвинуть кровать к столику с телефоном, сумеет ли она после этого снять трубку, например при помощи ног? И если это ей удастся, то возможно после этого стоит попытаться нажать большим пальцем ноги кнопку вызова телефонистки в самом нижнем ряду, между помеченными значками * и #? Подобное напоминало комическую сценку из третьесортного водевиля, но тем не менее…