Одна из бесконечно длинных рук протянулась и подняла с пола большой темный предмет, стоящий у ног фигуры, который Джесси частью видела и о существовании которого во тьме догадывалась. Ее первой мыслью было то, что существо должно быть принесло из кабинета портфель Джеральда, чтобы подробно изучить его содержимое на кухонном столе, но когда создание подняло свою корзину и поднесло ее к свету, Джесси открыла, что та была гораздо больше по размеру портфеля Джеральда и гораздо, значительно старше того по возрасту. Корзина была похожа на старомодный короб для перевозки образцов, с которым в давние времена путешествовали между штатами странствующие коммивояжеры.

— Прошу вас, — прошептала она без сил, подвывающим щенячьим голоском. — Прошу вас, не трогайте и не обижайте меня. Если вы не хотите меня освободить, то и не надо, я согласна, только не делайте мне больно.

Улыбка на губах существа сделалась шире и она отчетливо увидела как далекими искорками в глубине его рта блеснул металл у ее гостя дальние зубы либо были покрыты золотыми коронками, либо там имелись золотые пломбы, такие же, как у Джеральда, например. Глядя на нее, существо бесшумно смеялось, словно бы радовалось тому глубочайшему ужасу, который ее обуял. Потом невероятно длинные пальцы протянулись к замку корзины

(я сплю, не стоит даже сомневаться в этом, теперь это точно сон, потому что наяву такого не может случиться и слава Богу, что это сон)

и расстегнув его, откинули крышку, так чтобы она смогла увидеть содержимое. Внутри корзины было полно разного сорта костей и драгоценностей. Джесси увидела мелкие косточки пальцевых суставов и кольца, зубы и браслеты, кулоны и подвески; среди прочего она увидела очень крупный бриллиант, размером с ноготь мизинца, поймавший молочный лунный свет и изливающий его обратно светящейся призмой сквозь тонкие изогнутые ребра младенческой грудной клетки. Она глядела во все глаза и мечтала об одном: чтобы все это оказалось сном, нет даже не мечтала, а от души надеялась и уповала на это, умоляя судьбу наконец свести ее со сном, равному которому никогда прежде ни разу в жизни она не видела. Сама ситуация — она, лежит прикованная наручниками к кровати, в одних нейлоновых трусиках и только-то; стоящий перед ней во мраке едва различимый маньяк молча демонстрирует ей свои леденящие кровь сокровища — отлично подходила к ночному кошмару из самого темного сна. Однако же ощущения…

Ощущения говорили о том, что вокруг нее царит реальная твердая и нерушимая действительность. И не было возможности ни обогнуть ее, ни проскользнуть незаметно мимо. Ощущения были абсолютно реальными.

Держа одной лапой свою корзину за ручку, другой лапой существо поддерживало корзину под дно, наклонив так, чтобы она смогла как можно лучше рассмотреть ее содержимое. Потом опустив корзину чуть вниз и прижав ее к груди, существо опустило туда одну руку и принялось ворошить содержимое, производя перестук костей и драгоценных украшений, звук которого напоминал тихое сухое пощелкивание кастаньет, рабочие поверхности которых покрылись грязью. Перемешивая свои богатства, существо неотрывно смотрело на нее, сморщив свое лицо и придав ему выражение крайнего интереса, по прежнему держа рот приоткрытым насмешливой молчаливой улыбке, ondap`q{b` и опуская покатые плечи в душащих приступах хохота.

Нет! — выкрикнула Джесси, но наружу не вышло ни единого звука.

Внезапно она почувствовала, как в ее голове никто иная, как Женушка со всех ног — о, Господи, она постоянно недооценивает ценнейший вклад, который вносит эта леди в ее душевное равновесие бежит-торопится к предохранительным выключателям в нервных цепях восприятия окружающего мира. Никто иная как Женушка первой увидела тонкие предупредительные дымки, поднимающиеся из-под плотно завинченных панелей приборов внешнего наблюдения и мгновенно уразумев, что все это значит, предприняла последнюю отчаянную попытку полностью вырубить и обесточить все оборудование и тем самым спасти его, прежде чем перегреются и перегорят двигатели и основные цепи, и полетят подшипники.

Существо, стоящее напротив ее кровати в лунном свете, засунуло руку по локоть в корзину, добыло оттуда пригоршню содержимого — колец и мелких косточек, и скалясь продемонстрировало ей.

Прежде чем наступила тьма и весь свет погас, в ее голове полыхнула ослепительная вспышка. С ней не случился обморок, как это порой бывает с главной героиней любовной пьесы, она простонапросто провалилась во тьму, куда ее грубо дернули чьи-то жесткие руки, словно приговоренного преступника, притягиваемого к спинке электрического стула, из оголовника которого в его макушку вот-вот должен вонзиться короткий и толстый отрезок фиолетовой молнии. Одновременно с тьмой пришел конец кошмару и ненадолго она оказалась в мире полного покоя. Джесси Барлингейм провалилась во тьму без единого словечка протеста.

Глава четырнадцатая

Неопределенное время спустя она медленно с усилием вернулась в сознание, сразу же отметив для себя две вещи — луна переместилась в восточное окно и внутри нее по сию пору все еще силен страх… но чего она боится, сказать не может, по крайней мере сразу же. К ней в этот дом приходил отец, и быть может он все еще находится здесь. То существо, которое она видела перед собой, совершенно не было похоже на ее папочку, но все это от того, что выражение лица папочки было такое же, как в тот день, в день затмения.

Пошевелившись, Джесси принялась отталкиваться ногами, подтягиваясь на руках, стараясь сесть и привалиться спиной к подушке. Руки не были теперь ей большим подспорьем. Пока она лежала без сознания, острые иголки и колючие булавки из рук ушли и ее руки можно было сравнить разве что с парой бесчувственных кресельных ножек, по крайней мере таким было ощущение. Повернув голову в сторону бюро, она уставилась туда широко распахнутыми глазами, в которые бил и в которых блестел лунные свет. Ветер утих и тени в углу прекратили свой танец, по крайней мере на краткое время успокоившись. Сам угол был совершенно пуст. Там не было ничего — ее ночной гость ушел.

Но может быть и нет, Джесс — быть может, он всего лишь перебрался в другое место и стоит теперь там. Может он просто спрятался под кроватью, что ты на это скажешь? Оттуда он в любое мгновение может протянуть руку и дотронуться до тебя. Например, до твоего бедра.

За окном налетел порыв ветра — слабый, даже не порыв, а легкое дуновение — и задняя дверь легко стукнула. Этот звук эхом p`gmeqq по дому — единственный звук здесь. Бродячая псина заткнулась, и именно это более, чем что бы то ни было убедило ее в том, что незнакомец ушел. Дом был в полном ее распоряжении.

Взгляд Джесси упал на темную массу на полу, близ ее кровати.

Поправка, — пронеслось у нее в голове. С нами Джеральд. Не забывай о нем.

Снова откинув голову на подушку, она закрыла глаза, чувствуя как медленно и мерно бьется в ее горле пульс, предупреждая ее не пробуждаться до конца, потому что тогда это биение превратится в то, что оно на самом деле и есть — в жажду. Лежа с закрытыми глазами, она не была уверена до конца, сумеет ли перейти от черного обморока к обычному сну или нет, но одно она знала точно то, что она хочет больше всего, (за исключением того, чтобы ктонибудь как можно скорее пришел к ней и спас ее) это спать.

Здесь никого нет, Джесси — ты понимаешь это? Это был, абсурд всех абсурдов, голос Руфи. Резкий и непримиримый голос Руфи, чьим девизом была строка из песенки Нэнси Синатра: Однажды эти башмаки протопают и по тебе. Руфи, обратившейся в дрожащее желе от одного только вида неясной тени с пятнами лунного света в углу комнаты.

Ничего, киска, валяй, ответила ей Руфь. Смейся, смейся надо мной — может я и на самом деле это заслужила — но только не обманывай себя. В доме никого нет и не было. Твое воображение чересчур разыгралось, дало сбой, так сказать, и только-то. Только и всего.

Ты ошибаешься, Руфь, спокойно ответила Женушка. В комнате ктото был и я и Джесси не сомневаемся в этом нисколько. Потому что мы обе знаем, кто такой это был. Он не был похож на папочку как две капли воды, но это потому, что у него было лицо затмения. И даже выражение его лица и рост тут не самое важное — возможно он обул сапоги с высокими каблуками или ботинки на очень высокой платформе и еще что-то такое, например небольшие ходули. Ведь мог, правда?