Джесси подтянула ноги, используя наручники для того, чтобы сесть, оперевшись спиной об изголовье кровати. Пока она делала это, ее глаза ни на секунду не отрывала взгляда от двери, ведущей в холл. Она услышала, что собака начала рычать. Этот звук заставил ее внутренности похолодеть.
Собака остановилась в дверном проеме. Начало смеркаться, и животное виднелось смутной тенью: не слишком большое, но и не карликовый пудель или чихуахуа. В ее глазах отражался солнечный свет двумя оранжево-желтыми полумесяцами.
— Пошел прочь! — закричала Джесси. — Пошел прочь! Убирайся! Ты… тебя сюда не приглашали! — Последняя фраза, конечно, звучала глупо, но в данной ситуации выбирать не приходилось. Надо попросить его принести мне ключи с бюро, подумала Джесси.
Она заметила, что задняя часть тени в дверном проеме задвигалась: собака начала махать хвостом. В некоторых сентиментальных женских романах это, вероятно, означало бы, что бездомная собака была смущена голосом лежащей на кровати женщины, который напомнил ей голос давно забытой хозяйки. Но Джесси знала, что это не так. Собаки виляют хвостом не только, когда они счастливы, но — как и кошки — тогда, когда они находятся в нерешительности и продолжают оценивать ситуацию. Собака едва среагировала на голос Джесси, но она также и не доверяла темной комнате. Во всяком случае, пока.
Бывший Принц еще не познакомился с огнестрельным оружием, но получил достаточно много жестких уроков за последние шесть или около того недель, прошедших с конца августа. То есть, с тех пор, как мистер Чарльз Сатлин из Брайнтри, Массачусетс, оставил его умирать в лесу, не желая забирать с собой в город, поскольку ему не хотелось платить комбинированный штато-городской налог размером в семьдесят долларов за содержание собаки. Семьдесят долларов за дворняжку не ахти какая сумма, но Чарльз Сатлин считал, что это лишние расходы. Этим июнем он купил себе моторную яхту, причем ее цена исчислялась числом с пятью нулями. Вы, да и любой, конечно, можете подумать, что сумма платы за собаку по сравнению с затратами на яхту просто тьфу, но дело не в этом. Дело в том, что покупка яхты — это запланированный расход. Он стоял в списке старого Сатлина более двух лет. Собака же наоборот, незапланированная сиюминутная покупка в придорожном овощном магазине в Харлоу. Он бы никогда ее не купил, если бы с ним не было его горячо любимой дочери. Вот эта, папа! сказала она, показывая пальцем на собаку. Эта, с белым пятном на носу, которая гуляет сама по себе, словно принц. Так он ее и купил. Никто никогда не видел прежде, насколько маленькая девочка может быть счастлива, но семьдесят баксов (а, может быть, и все сто, если ее классифицируют как Класс Б, Более Крупная Собака) слишком большие деньги за пса без единого клочка документов. Очень большие деньги, решил мистер Сатлин, когда пришло время запирать коттедж на озере до следующего лета. Кроме этого, провоз собаки обратно в Apehmrph в саабе тоже представлял собой занозу в заднице. Пес перепачкает весь салон, напердит, а то еще и наделает кучу. Он бы мог купить ему конуру, но эти маленькие чудеса стоили 29 долларов 95 центов и выше. А потом, собака вроде Принца не сможет жить в конуре. Для него лучше будет бегать на свободе, сделав своим королевством все северные леса. Да, сказал себе Сатлин, останавливаясь в последний день августа на пустынной обочине БейЛейн и выталкивая пса из машины. У старого Принца сердце счастливого скитальца — это можно увидеть, если внимательно к нему приглядеться. Сатлин был неглупым человеком и понимал, что все это глупая чушь для самоуспокоения, но, в то же время, был охвачен этой мыслью, и, когда он уезжал, оставив Принца сидящим на обочине и смотрящим ему вслед, то насвистывал мелодию из Рожденной свободной, временами напевая отдельные фразы: Рожденная свободной… чтобы следовать своему сердцу! Следующую ночь он спал хорошо, совершенно не вспоминая о Принце; который ночевал под поваленным деревом дрожащий, голодный, не сомкнувший за ночь глаз, вздрагивающий при каждом уханье совы или крике лесного зверя.
Теперь пес, который заставил Чарльза Сатлина вспомнить мелодию из Рожденной свободной, стоял в дверном проеме спальни летнего дома Барлингеймов (дом Сатлина находился на противоположном конце озера, и две семьи никогда не находились в приятельских отношениях несмотря на то, что обменивались приветствиями, встречаясь на городском причале последние три или четыре лета). Его голова была опущена, глаза широко открыты, а шерсть встала дыбом. Он не осознавал, что издает монотонное рычание; все его внимание было сфокусировано на комнате. Инстинктивно он ощущал, что запах крови вскоре пересилит всю его осторожность. До того, как это случиться, он должен был уверить себя, что здесь нет никакой ловушки. Он не хотел быть схваченным хозяевами с твердыми ногами, или теми, кто поднимает твердую землю и кидается ею.
— Пошел прочь! — попробовала закричать Джесси, но ее голос зазвучал слабо и дрожал. Она не могла прогнать пса просто крича на него; ублюдок каким-то образом понял, что она не может встать с кровати и навредить ему.
Этого не может случиться, думала Джесси. Ведь всего три часа назад я сидела в мерседесе, пристегнувшись ремнем безопасности, слушая по кассетнику Рейнмейкерс и напоминая себе не забыть узнать, что показывают в Маунтаин Валлей Синемас на случай, если нам придется остаться на ночь. Как мой муж может быть мертвым, если он подпевал Вобу Уокенхорсту? Еще одно лето, пели мы, еще один шанс закрутить роман. Мы оба знали все слова этой песни, потому, что она великая. Каким образом все изменилось в такой степени? Простите, люди, но по-моему это просто сон. Это слишком абсурдно для действительности.
Пес начал постепенно продвигаться вглубь комнаты, осторожно ступая лапами и обнажив клыки. Он ничего не знал о концепции абсурдности.
Бывший Принц, с которым когда-то весело возилась восьмилетняя Катерина Сатлин (до тех пор, пока ей не подарили куклу по имени Марни на день рожденья; с этого момента ее интерес к собаке временно пропал), был наполовину лабрадор, наполовину колли… смешанная порода, но не настолько, чтобы выглядеть дворняжкой. Когда Сатлин высадил его из машины на Бей-Лейн в конце августа, в нем было восемьдесят фунтов, и его воротник был пушистым, и имел привлекательный черно-коричневый цвет (с доставшимися по наследству от колли белыми пятнами на груди и животе). Теперь он весил едва ли сорок фунтов, и если его погладить по боку, то можно oepeqwhr`r| все ребра и почувствовать быстрый, лихорадочный стук его сердца. Его воротник свалялся и был полон репейников. Полузаживший шрам, сувенир панического бегства под обрамленной снизу колючей проволокой изгородью, зигзагом спускался по одной из ляжек, а в носу Принца торчали, словно кривые усы, несколько игл дикобраза. Несколько дней назад он нашел одного, умирающего, но ретировался после первой порции игл в носу, поскольку еще не был так отчаянно голоден.
Как теперь. Последней его едой были несколько усеянных личинками объедков, извлеченных из разбитой урны, лежащей в канаве у шоссе 117, и это было два дня назад. Пес, который проворно приносил Катерине Сатлин брошенный ею резиновый мяч, буквально умирал с голоду.
Да, но здесь — прямо здесь, на полу, перед глазами! — лежали фунты и фунты свежего мяса, жирного, с костями, полными сладкого костного мозга. Это был словно бы подарок Бога Бродячих Собак.
Бывший любимец Катерины Сатлин продолжал медленно приближаться к трупу Джеральда Барлингейма.
Глава восьмая
Этого не может произойти, сказала себе Джесси. Никоим образом, так что расслабься.
Она начала говорить это себе, как только передняя часть тела бродячего пса исчезла из ее поля зрения, скрытая левой стороной кровати. Его хвост начал вилять еще более быстро, а затем раздался звук, который Джесси сразу же узнала — звук пьющей из лужи собаки в жаркий летний день. Хотя нет, он был немного другим: более грубым и не столько лакающим, сколько лижущим. Джесси уставилась на быстро виляющий хвост, и ее воображение неожиданно дорисовало ей то, что было скрыто от ее взгляда углом кровати: бездомный пес с покрытой репьями шерстью слизывал кровь с редеющих волос ее мужа.